Большинство интервьюеров пришли в эту профессию по совету своих знакомых, друзей или родственников.
«Интересная работа. Работу посоветовали знакомые». (Женщина, 56 лет, телефонные опросы)
«Очень интересная история, почему решила попробовать. У меня родился ребенок, зашла в группу мамы Воронежа, и там девочка спросила, кому нужна удаленная работа, она может посоветовать и предложить. Я ей написала, созвонились, и все. И в общем я здесь». (Женщина, 29 лет, телефонные опросы)
«Узнал, что такое интервьюер в 25, позвали поработать друзья». (Мужчина, 26 лет, уличные опросы)
«Очень интересная история, почему решила попробовать. У меня родился ребенок, зашла в группу мамы Воронежа, и там девочка спросила, кому нужна удаленная работа, она может посоветовать и предложить. Я ей написала, созвонились, и все. И в общем я здесь». (Женщина, 29 лет, телефонные опросы)
«Узнал, что такое интервьюер в 25, позвали поработать друзья». (Мужчина, 26 лет, уличные опросы)
Кроме того, часть интервьюеров, занятых в телефонных опросах, замечают, что пришли в профессию, откликнувшись на вакансии на сайтах для поиска работы.
«Когда я начинала, то искала через hh.ru подработку себе, я пробовала халву там что-то предлагать, а это попробовала, и это совершенно другое. Мне очень нравится». (Женщина, 45 лет, телефонные опросы)
«О работе я узнала с объявления на hh.ru». (Женщина, 35 лет, телефонные опросы)
«О работе я узнала с объявления на hh.ru». (Женщина, 35 лет, телефонные опросы)
Те приглашенные интервьюеры, которые специализируются на телефонных опросах, отмечают, что их больше всего привлекает дистанционный формат работы. Удаленный форма удобен им по ряду причин: уход за детьми, наличие свободного графика. Также дистанционный формат работы исключает личное общение с людьми.
«Работу я осознанно искала удаленную, т.к. у меня маленький ребенок, и мне нужно было совмещать и ребенка, и работу. Я ее уже отдала в садик, но при этом дети болеют и т.д., чтобы у меня с этим не было никаких трудностей. Работаю я год и 10 месяцев, в июне будет 2 года». (Женщина, 35 лет, телефонные опросы)
«Я раньше много работала с людьми при личном контакте, в какой-то момент у меня скорее всего произошло выгорание, и сейчас меня устраивает именно такая работа, когда ты вроде бы работаешь с людьми, но у тебя нет личного контакта, нет эмоциональной привязанности, т.е. ты работаешь беспристрастно, не имея личного контакта». (Женщина, 44 года, телефонные опросы)
«Я раньше много работала с людьми при личном контакте, в какой-то момент у меня скорее всего произошло выгорание, и сейчас меня устраивает именно такая работа, когда ты вроде бы работаешь с людьми, но у тебя нет личного контакта, нет эмоциональной привязанности, т.е. ты работаешь беспристрастно, не имея личного контакта». (Женщина, 44 года, телефонные опросы)
Части приглашенных интервьюеров нравится то, что их работа зачастую связана с политикой, которой они интересуются сами. Быть интервьюером – это возможность узнать, что думают люди о политике, политических деятелях, о событиях происходящих в стране.
«Мне нравится еще, что у нас есть тут политические вопросы. Мне это очень нравится, слышишь реальные мнения людей. Это не просто заработок, это работа, которая мне интересна». (Женщина, 35 лет, телефонные опросы)
Участники исследования, в особенности младших возрастов, подчеркивают, что они зарабатывают хорошие деньги будучи студентами, не имеющими законченного высшего образования. Для студента работа интервьюера – это хорошая возможность заработать, будучи не привязанным к строгому графику работы.
«Когда мне уже была нужна работа, там как раз был свободный график, можно было приезжать в любое время когда захочешь. Мне предложили, и я сразу поехал на следующий день, не зная, что и как там будет. Я поехал, сразу был в Москве, мне там все понравилось, поле было хорошее, только была плохая погода. Все это затянуло, заработок тоже был неплохой для 19 лет без образования». (Мужчина, 19 лет, уличные опросы)
Интервьюеров, которые специализируются на уличных опросах, в их профессии привлекает возможность посещать новые города и регионы России.
«В начале для меня еще было важно покататься как можно дальше и больше, но т.к. у нас зачастую были опросы по Московской области, меня это потом выбило, желание пропало. Когда мы ездили в Калмыкию или в Новгород, это был потрясающий опыт». (Мужчина, 25 лет, уличные опросы)
В ходе беседы интервьюерам предлагалось порассуждать, почему респонденты во время опроса часто делают замечания о «бесполезности» их профессии. Большинство участников фокус-группы не согласны с подобными замечаниями. Часть из них замечают, что люди негативно высказываются о деятельности интервьюеров не со зла, а из-за необразованности и недостатка информации о социологии в целом. Высказывается мнение, что люди просто не верят в социологические опросы, полагая, что от них нет никакого смысла – и так все решат без них.
Участники фокус-групп также подчеркивают, что их деятельность очень важна, поскольку они собирают ценную информацию по поводу того или иного вопроса, которая потом анализируется. Кроме того, приглашенные интервьюеры убеждены, что участие в социологическом опросе помогает человеку высказать свое личное мнение, выговориться и поведать свою реальную точку зрения.
Участники фокус-групп также подчеркивают, что их деятельность очень важна, поскольку они собирают ценную информацию по поводу того или иного вопроса, которая потом анализируется. Кроме того, приглашенные интервьюеры убеждены, что участие в социологическом опросе помогает человеку высказать свое личное мнение, выговориться и поведать свою реальную точку зрения.
«Люди от необразованности говорят, что вам нечем заняться, т.к. они не знают, что есть такое. Я не обращаю внимание, когда они так говорят, у меня нет обиды. Человек говорит это от незнания». (Женщина, 44 года, телефонные опросы)
«Больше таких случаев, что люди не верят, что социологический опрос повлияет на их жизнь в лучшую сторону, что они будут услышаны. Они как бы высказались, и им кажется, ну вот я высказал свое мнение, а дальше ничего не будет и не изменится». (Женщина, 35 лет, телефонные опросы)
«В большей степени я не согласен, т.к. любая профессия и работа нужна, даже профессия интервьюера. Кому-то же тоже нужно собирать общественное мнение, кому-то нужно этим заниматься. Плюс ко всему прочему очень сложно назвать это не работой, т.к. тут труда и психологического, и физического не меньше, чем в других работах». (Мужчина, 26 лет, уличные опросы)
«Больше таких случаев, что люди не верят, что социологический опрос повлияет на их жизнь в лучшую сторону, что они будут услышаны. Они как бы высказались, и им кажется, ну вот я высказал свое мнение, а дальше ничего не будет и не изменится». (Женщина, 35 лет, телефонные опросы)
«В большей степени я не согласен, т.к. любая профессия и работа нужна, даже профессия интервьюера. Кому-то же тоже нужно собирать общественное мнение, кому-то нужно этим заниматься. Плюс ко всему прочему очень сложно назвать это не работой, т.к. тут труда и психологического, и физического не меньше, чем в других работах». (Мужчина, 26 лет, уличные опросы)
Часть участников обращает внимание на то, что исследования, в которых они принимали участие в качестве интервьюеров, реально смогли помочь людям. Прикладной характер работы, возможность реально помочь людям радует интервьюеров – они считают, что их работа приносит пользу и имеет ценность для общества. Даже если результаты опроса не повлияют на что-то в стране, понимать, что на самом деле думают люди вокруг тебя, в каком мире ты живёшь, по мнению интервьюеров, критически важно.
«Сейчас в связи с этими событиями я заметила, что некоторые прям горят желанием высказать свое негативное или позитивное мнение, озвучить его. Это хорошо, это уже прогресс, люди открылись и потихоньку открываются. Это очень важно. Иначе мы бы не отличались от животных, если бы не могли высказать свое мнение. Для этого оно у нас и есть, его нужно сказать. Сходится или нет, это уже другой вопрос». (Женщина, 41 год, телефонные опросы)
Кроме всего прочего, участники беседы подчеркивают, что их часто обвиняют в мошенничестве. Тем не менее, ничего общего с обманом деятельность сотрудника социологической компании не имеет – интервьюер просто хочет узнать мнение человека. Отожествление с мошенниками огорчает интервьюеров – они вынуждены разъяснять респондентам, что это не так, и социология не имеет ничего общего с противозаконной деятельностью.
Минусы работы
Помимо плюсов работы интервьюера существует и ряд минусов. Приглашенные участники обращают внимание на непостоянность работы: у интервьюеров бывают простои, в которые они не зарабатывают деньги.
Минусы работы
Помимо плюсов работы интервьюера существует и ряд минусов. Приглашенные участники обращают внимание на непостоянность работы: у интервьюеров бывают простои, в которые они не зарабатывают деньги.
«Я скажу, наверное, не за себя, но некоторым людям точно не нравится нестабильность в работе. Когда проекты за проектами не идут, и некоторым людям сложно себя занять в этот промежуток. У них нет дополнительного заработка, и в итоге тот прекрасный, крутой заработок, о котором все говорят, распыляется на время без работы. И ты сидишь так же, как и сидел. Для многих это важный момент». (Мужчина, 25 лет, уличные опросы)
Одним из главных минусов в своей работе интервьюеры называют отказы от участия в опросе со стороны респондентов. На это указывают специализирующиеся как на уличном опросе, так и на телефонном. Большинство интервьюеров отмечают, что постоянные отказы от участия в опросе негативно отражаются на их эмоциональном состоянии.
«Тут уже звучало о том, что люди тебе часто отказывают. Когда несколько раз подряд такое случается, очень сильно падает настроение. Не получается уже к людям позитивно подходить, говорить здравствуйте, как у вас дела. Подходишь с кислой миной, и они уже тоже отказывают. В основном меня расстраивает в работе, когда люди несколько раз подряд попадаются какие-то озлобленные и неприятные». (Мужчина, 23 года, уличные опросы)
В целом стоит признать, что определенная доля разочарования в людях у интервьюеров существует. Так, большая часть участников групп отмечают, что менее образованные люди ведут себя по отношению к ним недопустимым образом: часто хамят, грубят. Хотя попадаются и неадекватные респонденты, тем не менее, подавляющее большинство представляют собой совершенно нормальных и контактных людей, готовых поучаствовать в исследовании.
«Нет, разочарования никакого нет. Возможно во мне есть какая-то стрессоустойчивость, но вообще в основном попадаются хорошие люди. Плохие они сразу не хотят и не хотят, некоторые просто не отвечают или сразу бросают трубку, это тоже нормально, люди заняты. Я не могу сказать про какое-то разочарование в людях, 90% респондентов адекватные, хорошие, культурные. Действительно люди с высшим образованием, образованные, считают это своим правом и даже обязанностью, особенно педагоги любят проходить опросы. Чувствуется, что вроде бы сначала и не хочется, но она понимает, что надо ей пройти. Менее образованные люди, конечно, да, они тоже проходят опрос, но как-то по-своему. Многие пожилые люди любят проходить опросы». (Женщина, 56 лет, телефонные опросы)
Как изменилась профессия во время "военной операции"
Большинство интервьюеров признаются, что практически не заметили каких-либо изменений в своей работе с начала специальной военной операции на Украине. Высказывается предположение, что опросы, которые не касаются Украины, проходят все в том же режиме, как и ранее. Однако, слово «Украина» стала триггером для некоторых респондентов, прохожих – услышав его, они начинают волноваться, подозревать неладное, видеть в интервьюерах провокаторов. Тем не менее, радикально в худшую сторону ситуация не переходит. Однако некоторые интервьюеры отказываются работать на исследованиях, касающихся военной операции.
«Нет, в этом плане ничего не поменялось, но руководство пошло нам на уступки. Есть люди, которым тяжело на эту тему разговаривать, у кого-то родственники, друзья и т.д., кто-то вообще не согласен с тем, что происходит. Если человек просит и говорит, что не хочет работать на этом проекте, то руководство идет нам на уступки, благо у нас есть неполитические опросы». (Женщина, 35 лет, телефонные опросы)
«Да в регионах все достаточно хорошо, даже когда звучат вопросы про операцию, они отвечают достаточно открыто. У нас вчера даже был инцидент с полицией, на нас заявила женщина, что мы мошенники, про Украину спрашиваем и т.д., нас максимально культурно приняли и максимально быстро отпустили. В целом все было очень хорошо, не так как в Москве». (Мужчина, 20 лет, уличные опросы)
«На самом деле еще без Украины такое было, а с Украиной наверняка участилось, что зачастую просто прохожие, которые идут мимо. И когда ты говоришь с человеком, он выдергивает фразу из контекста. Допустим, ты спрашиваешь у бабушки, сколько ей лет, или спрашиваешь про Украину, люди триггерятся, поворачиваются, и какой-нибудь мужчина 45-60 лет идет вступаться за бабушку, а женщина 30 лет доносит на тебя за Украину, начинает фотографировать. Я думаю, такого точно стало больше». (Мужчина, 25 лет, уличные опросы)
«Да в регионах все достаточно хорошо, даже когда звучат вопросы про операцию, они отвечают достаточно открыто. У нас вчера даже был инцидент с полицией, на нас заявила женщина, что мы мошенники, про Украину спрашиваем и т.д., нас максимально культурно приняли и максимально быстро отпустили. В целом все было очень хорошо, не так как в Москве». (Мужчина, 20 лет, уличные опросы)
«На самом деле еще без Украины такое было, а с Украиной наверняка участилось, что зачастую просто прохожие, которые идут мимо. И когда ты говоришь с человеком, он выдергивает фразу из контекста. Допустим, ты спрашиваешь у бабушки, сколько ей лет, или спрашиваешь про Украину, люди триггерятся, поворачиваются, и какой-нибудь мужчина 45-60 лет идет вступаться за бабушку, а женщина 30 лет доносит на тебя за Украину, начинает фотографировать. Я думаю, такого точно стало больше». (Мужчина, 25 лет, уличные опросы)
Интервьюеры, специализирующиеся на телефонных опросах, замечают сплоченность респондентов, когда речь заходит о событиях в Украине. Если в первые недели операции люди не знали, как реагировать на события, испытывали некоторое непонимание, боялись высказать свою позицию, то на данный момент ситуация изменилась – респонденты, согласившиеся принять участие в опросе, склонны поддерживать российскую армию, президента и в целом разделяют позицию российских властей.
«Да, растерянность. То есть это не была агрессия, это было непонимание. При этом они поддерживают, но не знают, как на это реагировать, нормально высказаться не могут <…> Сейчас ровно. Я согласна с девочками, есть сплоченность, понимание, зачем это нужно. На более открытых вопросах они говорят более открыто. Вот у нас был последний опрос, и нужно было назвать успешные и неуспешные стороны, и уже было какое-то понимание что и как, растерянности больше нет однозначно. Все всё поняли». (Женщина, 35 лет, телефонные опросы)
«Не соглашусь с коллегой, т.к. также попадались другие респонденты, которые против происходящего и президента можно так сказать, и все равно они честно отвечали, высказывали свое мнение эмоционально. Больше люди стали отвечать». (Женщина, 42 года, телефонные опросы)
«Не соглашусь с коллегой, т.к. также попадались другие респонденты, которые против происходящего и президента можно так сказать, и все равно они честно отвечали, высказывали свое мнение эмоционально. Больше люди стали отвечать». (Женщина, 42 года, телефонные опросы)
Интервьюеры, опрашивающие на улице, замечают увеличение неадекватных людей. Так, участники дискуссии подмечают, что на улицах приходится сталкиваться со все большим количеством агрессивных, неуравновешенных людей, которые оказывают давление, вплоть до физического, на интервьюеров. Особенно агрессия проявляется после слов об Украине и событиях, связанных с ней.
Тем не менее, также высказывается мнение, что большое число неадекватных людей во время уличного опроса было всегда – это не связано исключительно с последними событиями.
Также увеличилось число людей, которые считают интервьюеров шпионами, иностранными агентами, провокаторами. В связи с этим такие бдительные граждане немедленно вызывают полицию, чтобы последняя задержала интервьюеров. Подчеркивается, что и полиция стала более бдительна – опрашивающих на улице стали задерживать для разбирательств гораздо чаще, чем это было до начала специальной военной операции. Интервьюеры жалуются, что такие действия полиции сильно мешают их деятельности, поскольку приходится тратить больше времени на опрос респондентов.
Тем не менее, также высказывается мнение, что большое число неадекватных людей во время уличного опроса было всегда – это не связано исключительно с последними событиями.
Также увеличилось число людей, которые считают интервьюеров шпионами, иностранными агентами, провокаторами. В связи с этим такие бдительные граждане немедленно вызывают полицию, чтобы последняя задержала интервьюеров. Подчеркивается, что и полиция стала более бдительна – опрашивающих на улице стали задерживать для разбирательств гораздо чаще, чем это было до начала специальной военной операции. Интервьюеры жалуются, что такие действия полиции сильно мешают их деятельности, поскольку приходится тратить больше времени на опрос респондентов.
«Самое главное, что поменялось это то, что люди, которые до этого ко всему подозрительно и скептически относились, получили какое-то обострение. Если они слышат слово Украина, у них сразу паника, инагенты, полиция, а у полиции нет больше вариантов, кроме как нас забирать и допрашивать, т.е. участились случаи <…> Да, респонденты сфотографировали машину из села, начали звонить в полицию, даже нашли вотсапп оперуполномоченного, сделали фотографии номеров и нас вычислили». (Мужчина, 20 лет, уличные опросы)
«У меня было такое, когда я опрашивала респондента, и женщине дворнику показалось, что я за оппозицию, она ходила за мной по пятам, кричала, чтобы ко мне никто не подходил, т.к. я буду агитировать. Очень сильно она меня раздражала. Отвязаться нельзя было от нее, как липучка она ко мне прилипла, ходила за мной по пятам. К кому бы я не подходила, она кричала. Еще один раз женщине показалось, что я мошенница, она на центральной улице начала кричать. Больше всего меня раздражает, когда начинают кричать, отпугивать от меня других людей. Все, остальное меня не раздражает». (Женщина, 49 лет, уличные опросы)
«У меня было такое, когда я опрашивала респондента, и женщине дворнику показалось, что я за оппозицию, она ходила за мной по пятам, кричала, чтобы ко мне никто не подходил, т.к. я буду агитировать. Очень сильно она меня раздражала. Отвязаться нельзя было от нее, как липучка она ко мне прилипла, ходила за мной по пятам. К кому бы я не подходила, она кричала. Еще один раз женщине показалось, что я мошенница, она на центральной улице начала кричать. Больше всего меня раздражает, когда начинают кричать, отпугивать от меня других людей. Все, остальное меня не раздражает». (Женщина, 49 лет, уличные опросы)
Замечается, что неадекватное поведение респондентов больше относится к уличным опросам. На телефонниках странные реакции людей гораздо реже – они просто бросают трубки. Личный контакт на улице с людьми провоцирует их, вызывает ответную реакцию: они, в отличие от телефона, где можно бросить трубку, свои эмоции выплескивают на интервьюеров
У уличных интервьюеров чаще случаются неформальные разговоры с респондентами, они реже придерживаются фиксированных шаблонных ответов на вопросы опрашиваемых и пытаются найти к каждому индивидуальный подход. В поле запись разговора начинается со стартом анкетирования, а заканчивается с ответом на последний вопрос, что создаёт меньше контроля и возможностей для фиксации коммуникации контролёром. Тем не менее, интервьюеры утверждают, что вопросы анкеты они зачитывают строго по инструкции, не нарушая методологию и ТЗ.
«В случае если у тебя остался один дед, а на улице 10 часов вечера, я выслушаю все что угодно, лишь бы он мне до конца ответил, и я поехал домой. Конечно, иногда формально общение приходится переводить в неформальное, а лучше всего с него начинать». (Мужчина, 26 лет, уличные опросы)
«Иногда бывает это делаешь, но как-то даже неосознанно, так даже становится интереснее работать. Когда ты целый день подходишь к людям с одной фразой и как истукан ее талдычишь, это просто не весело. Когда добавляешь нотку креатива, к одному человеку подошел одним образом, к другому – другим, то работа в целом становится интереснее». (Мужчина, 26 лет, уличные опросы)
«Иногда бывает это делаешь, но как-то даже неосознанно, так даже становится интереснее работать. Когда ты целый день подходишь к людям с одной фразой и как истукан ее талдычишь, это просто не весело. Когда добавляешь нотку креатива, к одному человеку подошел одним образом, к другому – другим, то работа в целом становится интереснее». (Мужчина, 26 лет, уличные опросы)
В колл-центре звонки контролируются намного строже, даже вне анкеты с респондентами неформальное общение вести запрещено, фиксируется весь разговор с начала до конца общения. Тем не менее, даже в таких строгих рамках интервьюеры стараются найти подход к человеку на том конце провода, используют невербальные практики (голос, интонация, темп речи, эмоции), стараются «почувствовать» его.
«Нет, у меня, к счастью, такого, не было, чтобы мне приходилось уходить куда-то в дебри. Строго по инструкции. При чем мне это достаточно, я не очень любитель поговорить, чтобы развивать с респондентом какие-то темы. Ты его возвращаешь обратно в опрос, и продолжаешь». (Женщина, 44 года, телефонные опросы)
«Мне кажется, в этом и есть верх нашего профессионализма. Да, у нас ограничено количество фраз, которые мы можем сказать, но есть же голос и интонация, которыми можно успокоить респондента». (Женщина, 42 года, телефонные опросы)
«Мне кажется, в этом и есть верх нашего профессионализма. Да, у нас ограничено количество фраз, которые мы можем сказать, но есть же голос и интонация, которыми можно успокоить респондента». (Женщина, 42 года, телефонные опросы)
Несмотря на строгое регламентирование прохождения самой анкеты, бывает, что уличные и телефонные интервьюеры отходят от заготовленных предложений. Это происходит в крайнем случае, например, когда респондент хочет завершить анкету досрочно. Здесь каждый сам находит для себя «работающую» фразу, помогает «человеческий» подход: не говорить как робот или предложить человеку закончить анкету в более удобное время, если это телефонный звонок.
Также интервьюеры признаются, что очень часто люди продолжают опрос, если объяснить им, что мнение человека действительно может на что-то повлиять, кто-то готов его выслушать, оно попадёт в большой массив данных и большое количество людей узнает о реальном положении дел в стране. Людям очень важно оказаться выслушанными и услышанными, создаётся эффект психолого-терапевтической помощи, респонденты признаются, что им становится легче после опроса и даже благодарят.
Также интервьюеры признаются, что очень часто люди продолжают опрос, если объяснить им, что мнение человека действительно может на что-то повлиять, кто-то готов его выслушать, оно попадёт в большой массив данных и большое количество людей узнает о реальном положении дел в стране. Людям очень важно оказаться выслушанными и услышанными, создаётся эффект психолого-терапевтической помощи, респонденты признаются, что им становится легче после опроса и даже благодарят.
«В последнее время я попробовала фразу, что ваше мнение для нас очень ценно, ваше мнение дорого, пожалуйста давайте пройдем опрос до конца, чтобы ваше мнение было учтено. Это больше всего их как-то взбодряет, и они проходят до конца». (Женщина, 45 лет, телефонные опросы)
«Потом со временем появились те, кто проходили опросы, говорили спасибо за то, что я их выслушала. Некоторым людям даже не важно, сыграет ли их мнение какую-то роль, им важно высказаться. Где еще они могут это сказать?» (Женщина, 41 год, телефонные опросы)
«Потом со временем появились те, кто проходили опросы, говорили спасибо за то, что я их выслушала. Некоторым людям даже не важно, сыграет ли их мнение какую-то роль, им важно высказаться. Где еще они могут это сказать?» (Женщина, 41 год, телефонные опросы)
В общении с агрессивным респондентом интервьюеры стараются придерживаться делового тона и делать вид, что «на его стороне» в политическом смысле, не упоминать триггерных слов и фамилий, если без этого можно обойтись и это не противоречит методологии. Если не помогает, работники колл-центра предлагают перезвонить в более удачное время. Но в большинстве случаев негативно настроенные респонденты прекращают прохождение «телефонника» сами. Для них важнее выплеснуть негатив и злость, чем проявить гражданскую позицию. В итоговый массив, соответственно, такие незаконченные анкеты не попадают.
Если агрессия «умеренная» или направлена не на интервьюера, проведению опроса это не сильно мешает, опрашивающий старается сгладить ситуацию, спокойно ответить на возмущения и показать, что понимает эмоции человека. Также для интервьюера очень важно показывать свою уверенность: быстро и без запинки называть компанию, которая проводит опрос, её адрес регистрации, что она не иностранный агент, предложить вызвать полицию при конфликте, показать бумагу с информацией об исследовании.
Если агрессия «умеренная» или направлена не на интервьюера, проведению опроса это не сильно мешает, опрашивающий старается сгладить ситуацию, спокойно ответить на возмущения и показать, что понимает эмоции человека. Также для интервьюера очень важно показывать свою уверенность: быстро и без запинки называть компанию, которая проводит опрос, её адрес регистрации, что она не иностранный агент, предложить вызвать полицию при конфликте, показать бумагу с информацией об исследовании.
«Мы сообщаем респонденту, что стиль нашего общения деловой, давайте продолжим. Если они реально перешли на личности и тебя оскорбляют, говоришь прошу прощения, не могу продолжить с вами далее опрос. Некоторые заказчики это допускают. Естественно, если заказчик это не оговаривает, будем тянуть, стараться». (Женщина, 41 год, телефонные опросы)
«В основном такие респонденты на 2–3 вопросе сразу отпадают». (Женщина, 39 лет, телефонные опросы)
«Касательно лайфхаков, которые можно применять, например, я стараюсь не использовать фамилию Путин, я стараюсь говорить просто президент. Это одно и то же, но негатива меньше, ты на конкретную личность не указываешь, но понимаешь, что президент – это Путин. Про Путина ты не скажешь определенно отрицательно, а про президента человеку намного легче сказать. И так возникает меньше подозрений, как мне показалось, чем когда ты говоришь конкретно про Путина». (Мужчина, 25 лет, уличные опросы)
«В основном такие респонденты на 2–3 вопросе сразу отпадают». (Женщина, 39 лет, телефонные опросы)
«Касательно лайфхаков, которые можно применять, например, я стараюсь не использовать фамилию Путин, я стараюсь говорить просто президент. Это одно и то же, но негатива меньше, ты на конкретную личность не указываешь, но понимаешь, что президент – это Путин. Про Путина ты не скажешь определенно отрицательно, а про президента человеку намного легче сказать. И так возникает меньше подозрений, как мне показалось, чем когда ты говоришь конкретно про Путина». (Мужчина, 25 лет, уличные опросы)
Большинство интервьюеров заметили, что люди с начала военных действий стали более нервными и подозрительными, стали чаще спрашивать дополнительные данные об опросной компании, целях опроса, угрожать полицией. Первые недели был шок, и все очень плохо шли на контакт, мнение ещё не успело сформироваться. Зато потом, в этом единогласны и уличные, и телефонные специалисты большая часть общества объединилась в поддержке властей и их действий. При этом сложно сказать, что эта поддержка монолитная, люди поддерживают военные действия по разным причинам и в зависимости от того, как сильно коснулись их последствия, интервьюеры согласны с «ситуативностью», но растущими объёмами поддержки.
«Очевидно, что это не какое-то монолитное объединение, но не настолько уж из дробных частей состоит. По крайне мере я сталкивался с 3-4 позициями, которых все придерживаются. Людей, которые придерживаются одной из этих 4 позиций, как раз большинство. Это не какие-то доли процентов, собирающиеся в большие цифры по типу 80%, это именно 20-30% плюс еще 20-30% плюс еще 20%». (Мужчина, 23 года, уличные опросы)
«Суть в том, что несмотря на то, что ты не понимаешь, какие у тебя цифры собираются, ты понимаешь, что рейтинг Путина уже не 60%, а рейтинг Путина очень сильно растет. Когда ты замеряешь всех остальных политиков, говорят, что они же все работают в команде, мы же все вместе. Опять же мы вернемся к разрушенным тротуарам, отсутствию дорог, ты в грязи пробираешь в другой квартал для опроса, ты опрашиваешь в разрушенном пространстве вокруг себя, а человек говорит, что у нас все хорошо, мы все преодолеем. Вот это консолидация, это ее следствие». (Мужчина, 26 лет, уличные опросы)
«Суть в том, что несмотря на то, что ты не понимаешь, какие у тебя цифры собираются, ты понимаешь, что рейтинг Путина уже не 60%, а рейтинг Путина очень сильно растет. Когда ты замеряешь всех остальных политиков, говорят, что они же все работают в команде, мы же все вместе. Опять же мы вернемся к разрушенным тротуарам, отсутствию дорог, ты в грязи пробираешь в другой квартал для опроса, ты опрашиваешь в разрушенном пространстве вокруг себя, а человек говорит, что у нас все хорошо, мы все преодолеем. Вот это консолидация, это ее следствие». (Мужчина, 26 лет, уличные опросы)
Большинство телефонных операторов, с которыми мы провели фокус-группу, отметили, что на темы, связанные с военной операцией, респонденты, принимающие участие в опросах, наоборот, отвечают с большим энтузиазмом. Раньше к опросам о политике относились с меньшим энтузиазмом. Сейчас кажется, что люди «накопили» критический запас аргументов, примеров, убеждений и им хочется с кем-то этим поделиться.
«Поменялось у них мнение. Они стали более добродушно отвечать. При чем по связи они не очень охотно отвечают, отказываются, а по политике особенно насчет спецоперации отвечают охотно и более добродушно. Когда мы раньше касались политики, они начинали и грубить, и обзывать президентов, сейчас они более добродушно настроены, поддерживают, стало намного лучше». (Женщина, 39 лет, телефонные опросы)
Мы также обсудили с телефонными интервьюерами, почему, на их взгляд, по результатам последних опросов, мужчины старше 60 наиболее часто отвечали, что поучаствовали бы в военных действиях, если бы была такая возможность. Операторы колл-центра, которые и проводили упомянутый опрос, считают, что это объясняется твёрдой идейной убеждённостью (люди действительно и в 80 лет готовы идти на фронт за Родину) или верой в то, что, что бы респонденты ни ответили, их всё равно не призовут. Третья прозвучавшая гипотеза состояла в том, что последовательность вопросов гайда ставила мужчин в неудобное положение: если ответил, что не отменил бы военные действия, странно затем отвечать, что сам бы отсиделся в стороне, пусть воюют другие.
«Наверное, у них есть какой-то интерес, азарт именно у пожилых людей, они же понимают, что их не призовут». (Женщина, 56 лет, телефонные опросы)
«В основном они говорят, что я патриот, я вырос, я поддержу. У меня даже был дедушка 80 лет, который говорил, что, если его возьмут, он пойдет, он ходил, узнавал, его не берут из-за возраста. Они говорят, что они патриоты, они только за». (Женщина, 39 лет, телефонные опросы)
«В основном они говорят, что я патриот, я вырос, я поддержу. У меня даже был дедушка 80 лет, который говорил, что, если его возьмут, он пойдет, он ходил, узнавал, его не берут из-за возраста. Они говорят, что они патриоты, они только за». (Женщина, 39 лет, телефонные опросы)
Идею о стремлении народа объединиться вокруг несомненного лидера высказывали и уличные интервьюеры. Они объясняют этим растущую поддержку Президента, Путин смог дать идею, повод для консолидации сил.
«Я бы хотел добавить по поводу объединения общества. Моя теория в том, что у людей много лет назад был Бог, в которого они верили, потом Советский союз. После того, как все это разрушилось, у людей не было идола, а сейчас он для многих появился. У нас есть стимул к объединению, к победе над врагом, над так скажем нацизмом. И они объединяются вокруг царя В.В. Путина». (Мужчина, 20 лет, уличные опросы)
Одной из главных целей фокус-группы было понять, насколько искренни опрашиваемые люди. Считают ли сами интервьюеры, что результаты опросов расходятся с общественным мнением, потому что респонденты оппозиционных взглядов боятся высказываться или респонденты провластных взглядов не доверяют неизвестной компании (вдруг иностранный агент). Ответ был дан достаточно однозначный, получаемые на выходе проценты подтверждают ощущения от общения с людьми. По мнению интервьюеров, люди с различными позициями отказываются отвечать одинаково часто.
«<…> такие люди никогда не проходят до конца. У меня не было такого случая, чтобы я слышала обман, и человек дошел до конца». (Женщина, 42 года, телефонные опросы)
«Я думаю, даже если обнаружить количество людей, которые врут нас соцопросах, все равно поддержки больше. Они руководствуются таким фактором, что это уже глупо отрицать». (Женщина, 39 лет, телефонные опросы)
«Они прям с гордостью заявляют о своей поддержке». (Женщина, 29 лет, телефонные опросы)
«Я думаю, даже если обнаружить количество людей, которые врут нас соцопросах, все равно поддержки больше. Они руководствуются таким фактором, что это уже глупо отрицать». (Женщина, 39 лет, телефонные опросы)
«Они прям с гордостью заявляют о своей поддержке». (Женщина, 29 лет, телефонные опросы)
Иногда интервьюеры понимают, что опрашиваемый говорит неправду. Как правило, на это указывает определённая интонация, большие паузы, смех на фоне или «у него там отсебятина». Случаются и такие ситуации, что респонденты напрямую спрашивают, как правильно ответить, считают, что этим помогут интервьюеру.
«<…> Иногда в их голосах, акцентах слышится, что они так не думают или вообще шутят. Вообще есть такая категория респондентов, которые шутники, особенно помладше. Они стоят на лайте что-то тебе говорят, смеются, и ты вообще не понимаешь этот уровень метаиронии, где они говорят правду, а где нет». (Мужчина, 25 лет, уличные опросы)
«Они делают паузы. Например, после вопроса оценки работы президента, бывает пауза, и ты понимаешь, что человек сейчас ответит то, что надо. После этой паузы он говорит, что нормально, а ты понимаешь, что человек задумался как лучше ответить. Я после паузы понимаю». (Женщина, 49 лет, уличные опросы)
«Я часто замечал, что люди отказывают от интервью по причине того, что они мне ничего хорошего не скажут, и даже не потому, что они боятся, что они мне что-то плохое скажут, и я сдам эту информацию полиции, их найдут и т.д., а просто исключительно из-за того, что мне нужна какая-то провластная позитивная повестка от них. И они говорят, я тебе ничего хорошего не скажу, а плохое тебе не нужно, поэтому я тебе ничего не буду говорить. Приходиться убеждать их говорить свои мысли, то, что они думают». (Мужчина, 23 года, уличные опросы)
«Они делают паузы. Например, после вопроса оценки работы президента, бывает пауза, и ты понимаешь, что человек сейчас ответит то, что надо. После этой паузы он говорит, что нормально, а ты понимаешь, что человек задумался как лучше ответить. Я после паузы понимаю». (Женщина, 49 лет, уличные опросы)
«Я часто замечал, что люди отказывают от интервью по причине того, что они мне ничего хорошего не скажут, и даже не потому, что они боятся, что они мне что-то плохое скажут, и я сдам эту информацию полиции, их найдут и т.д., а просто исключительно из-за того, что мне нужна какая-то провластная позитивная повестка от них. И они говорят, я тебе ничего хорошего не скажу, а плохое тебе не нужно, поэтому я тебе ничего не буду говорить. Приходиться убеждать их говорить свои мысли, то, что они думают». (Мужчина, 23 года, уличные опросы)
Люди не всегда соотносят поддержку военных действий с поддержкой Путина. Но о последней говорят с гордостью. Причины поддержки Путина называют совершенно разные, например, военные действия уже идут, значит, нужно поддерживать свою страну и президента или у нас нет войны, значит, президент молодец.
«По поводу войны. Раньше у бабушек основной критерий за Путина был то, что нету войны. И в моменте, когда началась спецоперация, мне одна бабушка говорит, потому что нет войны. Я ей говорю, идет же война, а она говорит, так не у нас же». (Мужчина, 20 лет, уличные опросы)
Если бы к ним поступил звонок на телефон, большинство интервьюеров согласились бы пройти опрос. Они сами объясняют это цеховой солидарностью и интересом к тому, как работают коллеги. С большей вероятностью прошли бы онлайн-опрос (даже на политическую тему), потому что звонки часто случаются невовремя, когда человек чем-то сильно занят и не может отвлечься, и в целом кажутся менее безопасными для отвечающего.
«Я подниму руку и сразу скажу, что до этой работы в колл-центре и пока не была с этим связана, я бы не стала проходить, а сейчас я буду отвечать на любой опрос». (Женщина, 45 лет, телефонные опросы)
«Я бы, наверное, в любом случае не сбросила, приятно или нет, человек работает, выполняет свою работу. Я в 2018 году проходила опрос от ВЦИОМа по поводу президента, он длился чуть ли не час, мне было не очень приятно терять время, но это работа, человек ее добросовестно выполнял. Я прошла, мне это в конце концов не сложно». (Женщина, 44 года, телефонные опросы)
«Я бы, наверное, в любом случае не сбросила, приятно или нет, человек работает, выполняет свою работу. Я в 2018 году проходила опрос от ВЦИОМа по поводу президента, он длился чуть ли не час, мне было не очень приятно терять время, но это работа, человек ее добросовестно выполнял. Я прошла, мне это в конце концов не сложно». (Женщина, 44 года, телефонные опросы)
Благодарим всех, кто принимал участие в исследовании, ознакомился с ним и распространил в средствах массовой информации и социальных сетях!
Поддержать нашу работу можно тут