Девять волн: сложности и парадоксы восьми месяцев «военной операции»

Вот уже восемь месяцев Russian Field исследует отношение россиян к «военной операции» на территории Украины и связанными с ней вопросами. Наша команда провела девять волн всероссийского опроса, и сейчас самое время вновь обобщить результаты (в прошлый раз мы это делали после первых четырех волн).


Напомним хронологию:

1-я волна – 26-28 февраля, 2000 респондентов

2-я волна – 5-7 марта, 1606 респондентов

3-я волна – 13-16 марта, 1608 респондентов

4-я волна – 23-25 марта, 1627 респондентов

5-я волна – 13-15 апреля, 1627 респондентов

6-я волна – 2-5 мая, 1609 респондентов

7-я волна – 23-26 мая, 1607 респондентов

8-я волна – 28-31 июля, 1609 респондентов

9-я волна – 29 сентября – 1 октября, 1610 респондентов

«Проблема 90%»: можно ли доверять опросам?

Хотя исследования по теме отношения к «военной операции» ведутся уже более полугода, до сих пор довольно часто можно услышать их резкую критику (в том числе от экспертов) из-за большого количества отказов от участия в опросах. Действительно, проходят анкету до конца лишь 5-7% от тех, до кого дозвонились операторы. Из-за этого многие считают, что ориентироваться на результаты опросов невозможно, ведь более 90% людей отказываются их проходить.

Тем не менее, стоит помнить о том, что подавляющее большинство россиян (и не только россиян) всегда отказывались участвовать в исследованиях по самым разным причинам. После 24 февраля проблема усугубилась, однако не настолько, чтобы говорить о катастрофическом падении доли успешных анкет. Так, в 9-й волне доля пройденных до конца анкет составила 6,8%, отказов – 90%, прерываний – 3,2%. При этом до начала «военной операции» отказывались от участия в опросе примерно 87% ответивших, а ещё 5% бросали трубку уже в ходе интервью. Таким образом, до конца заполняли анкету тоже менее 90% тех, с кем удалось поговорить. Исходя из этой логики, любые исследования, которые проводились в прошлые годы и проводятся сейчас, придется признать нерелевантными. На наш взгляд, это чересчур максималистский подход.

Здравое зерно в критике опросов действительно есть. Однако касается оно не уровня отказов, а состава «отказников». Есть основания полагать, что в сегодняшних условиях чаще отказываются проходить опрос противники «военной операции». Косвенно это подтверждали еще данные 4-й волны: те, кто признавались, что боятся опросов, чаще воспринимали «военную операцию» негативно, более критически относились к положению дел и перспективам России. Отменили бы «военную операцию», если бы могли вернуться в прошлое, 47% опасающихся респондентов, а ещё 24% затруднились или отказались ответить на этот вопрос.

Тем не менее, ставить знак равенства между теми, кто боится проходить опросы, но все же делает это, и теми, кто отказывается с самого начала, не вполне корректно. Как уже говорилось выше, доля отказов действительно выросла после начала «военной операции», но не критически. Поэтому большая часть «отказников» - это все те же люди, что и раньше: те, кто опасаются за свои личные данные, не видят смысла в опросах, занятые или уставшие люди. К ним действительно добавилась определенная доля противников военных действий, которые остерегаются высказывать свое мнение, и это влияет на итоговый результат. Однако мы точно не можем сказать, сколько их среди отказавшихся. Точно так же мы не можем сказать, сколько людей, поддерживающих «военную операцию», не хотят участвовать в опросах. Хотя по объяснениям «отказников» создается ощущение, что их меньше, чем тех, кто опасается попасть под закон о дискредитации вооруженных сил.

Мы уверены, что опросы продолжают играть важнейшую роль в изучении общественного мнения. Нужно лишь помнить о том, что любой исследовательский метод имеет свои ограничения. В нашем случае – это недопредставленность части респондентов, в первую очередь тех, кто настроены критически по отношению к «военной операции». Поэтому, читая наши отчеты об исследованиях, нужно всегда иметь в виду эти несколько процентов отсутствующих респондентов и осознавать, что реальная картина может соответствующим образом отклоняться от результатов опроса.

Константы и скачки: почему люди (почти) не меняют мнения о «военной операции»?

Начиная с 3-й и 4-й волн исследования, наблюдается интересный феномен: мнение респондентов по самым главным вопросам практически перестало меняться.

В первых трех волнах задавался прямой вопрос о поддержке/неподдержке «военной операции» – и со временем поддержка лишь росла. Если в 1-й волне (конец февраля) она составила 59%, то во 2-й (начало марта) – 64%, а в 3-й (середина марта) – 69%. Далее прямой вопрос перестали задавать до 7-й волны (конец мая), а когда задали вновь, то поддержка всё равно составила 68%. В 8-й волне результат изменился лишь в рамках статпогрешности – 69%.

При этом, начиная с 3-й волны, респондентам начал задаваться проективный вопрос о «военной операции»: отменили бы они ее или нет, если бы могли вернуться в прошлое и сделать это. Тех, кто отвечает на вопрос отрицательно, стабильно меньше, чем тех, кто поддерживает военные действия в рамках прямого вопроса. Так, в 3-й волне не стали бы отменять «военную операцию» 57% респондентов, т. е. на 12 п.п. меньше, чем заявили о ее поддержке. В нескольких следующих волнах доля тех, кто не отменил бы «военную операцию», оставалась почти неизменной: 4-я волна (конец марта) – 55%, 5-я волна (середина апреля) – 56%, 6-я волна (начало мая) – 57%, 7-я волна (конец мая) – 56%, 8-я волна (конец июля) – 55%. Таким образом, с середины марта по конец июля доля опрошенных, которые не хотели бы отменить начало «военной операции» в прошлом, колебалась в рамках статпогрешности, всегда составляя чуть больше половины выборки.

Единственное, что серьезно изменило картину, – это начало мобилизации. В 9-й волне (конец сентября – начало октября) доля тех, кто не хотел бы отменить «военную операцию» до ее начала, составила 51% - падение сразу на 4 п.п. по сравнению с предыдущей волной. Впрочем, доля тех, кто отменил бы «операцию» в прошлом, начала расти еще раньше: если в 3-й – 6-й волнах она тоже практически не менялась, оставаясь в коридоре 26-29%, то в 7-й волне она неожиданно подскочила до 32% (на 6 п.п.) После этого показатель вновь стал стабильным, колеблясь в двух следующих волнах в диапазоне 31-33%.

Падение поддержки «спецоперации» по косвенному вопросу вполне объяснимо: после объявления мобилизации часть респондентов изменила свое мнение, поскольку не ожидала такого развития событий и не поддерживала его. Впрочем, даже этот показатель не слишком велик – речь идет о падении лишь на 4 п.п. При этом на прямой вопрос респонденты отвечают примерно так же, как и ранее. Можно предположить, что на самом деле мнение меняется у большей доли опрошенных, но:

  • Часть респондентов, не поддерживающих «военную операцию» с самого начала или, по крайней мере, относительно давно, опасается высказывать свое реальное мнение, как это было и ранее;
  • Некоторые респонденты могли перестать поддерживать «военную операцию», в то время как другие – стать ее сторонниками (например, поддерживая близких, отправившихся на фронт, или изменив медиапотребление по тем или иным причинам), и эти группы отчасти балансируют друг друга.

В силу понятных причин, оценить доли таких респондентов крайне сложно, если вообще возможно.

Ещё сложнее объяснить резкий рост сторонников отмены «спецоперации» к концу мая (по сравнению с началом месяца) при стабильной доле противников такого сценария. По сути, это значит, что заметная доля респондентов, которые ранее заняли бы неопределенную позицию («затрудняюсь ответить»), стали выступать в той или иной степени против «военной операции». Объяснить эти перемены уже труднее: в конце мая как раз окончились бои за «Азовсталь», а слухи о начале мобилизации 9 мая, популярные в начале месяца, оказались несостоятельны и забылись. Возможно, роль сыграло затягивание конфликта как таковое: часть россиян оказалась не готова к тому, что даже после трех месяцев боев военные действия не завершились.
Так или иначе, изменения мнений носят, во-первых, небольшой (в масштабе всей выборки), а во-вторых, скачкообразный характер. При этом после каждого «скачка» мнения вновь на какой-то период стабилизируются, колеблясь в пределах статистической погрешности.

Отношение к «военной операции» – это явно особенная тема почти для всех респондентов. Как бы они ее ни воспринимали, мнение о ней меняется лишь у немногих и то лишь в результате серьезных потрясений, затрагивающих фундаментальные представления граждан о государстве, обществе, справедливости и т. д. Смена взглядов на «военную операцию» для многих означает признание своей неправоты в течение довольно долгого времени. Порой это связано с мощным чувством вины и боязнью испортить отношения со своим окружением. Этим вопросы о событиях на Украине принципиально отличаются, скажем, от вопросов о личном финансовом положении, опасениях по поводу перспектив экономики или поддержке политиков. Говоря о военных действиях с респондентами, мы затрагиваем вопросы, важные не только для их будущего, но и для их идентичности.

«Бремя власти»: как можно одновременно поддерживать противоположные идеи?

В СМИ много обращалось внимания на два вопроса, которые задавались респондентам в 8-й и 9-й волнах исследования:


  • Если Владимир Путин завтра объявит о начале нового наступления на Киев, Вы поддержите такое решение?
  • Если Владимир Путин завтра подпишет мирное соглашение и остановит военную операцию, Вы поддержите такое решение?

И в 8-й, и в 9-й волне явное большинство опрошенных (от 60% до 75%) поддержало бы любое из двух решений Президента.


Если проверить «пересечение» этих двух вопросов, то выясняются интересные подробности. Самая большая группа респондентов – это действительно те, кто приняли бы любое решение Путина: в 8-й волне – 33%, в 9-й – 39%. Другая заметная группа – те, кто поддержали бы наступление на Киев, но не поддержали бы мирное соглашение уже завтра: их насчитывается 25% в 8-й волне и 16% - в 9-й. Наконец, третья крупная доля опрошенных – это сторонники мира и противники наступления на Киев: 23% в 8-й волне и 27% - в 9-й.

Таким образом, уверенные позиции «за» и «против» занимают лишь немногие респонденты, примерно от одной шестой до четверти на каждую из них. Относительное большинство же составляют те, кто примут и тот, и другой вариант развития событий. Искренне вовлеченные в события респонденты (с обеих сторон) численно лишь немногим превосходят тех, чья позиция является более гибкой.

Может возникнуть вопрос: не противоречит ли это повторяющимся от волны к волне цифрам поддержки «военной операции»? Ключевым моментом здесь является, конечно, ссылка на Владимира Путина. Вопросы о поддержке «операции» (будь то прямые или проективные), о необходимости продолжать боевые действия или переходить к переговорам вынуждают респондента формулировать собственную позицию по проблеме, разумеется, с оглядкой на позицию, принятую в его социальной группе, законодательство и т. д. В вопросах о наступлении на Киев и мире завтра с респондента снимается «бремя власти», ответственность за принятие решения: оно подается как свершившийся факт, и участнику исследования остается лишь выразить свое отношение к этому факту. В таких условиях те, кто занимают ту или иную позицию независимо от поддержки Путина, остаются при своем мнении; те же, кто выражает поддержку «военной операции» в рамках общего доверия Президенту, будут готовы принять любое из двух его противоположных решений.

Ответы на эти два вопроса крайне важны для понимания природы поддержки «военной операции». Конечно, они не заменяют все остальные вопросы: часть противников похода на Киев могут поддерживать более ограниченные цели военных действий, а часть противников мирного соглашения «уже завтра» выступать с радикально-проукраинских позиций. Однако эти вопросы хорошо демонстрируют неоднородность поддерживающих «военную операцию». Колебания долей в течение двух месяцев также показывают, что при такой постановке вопроса мнения россиян куда более пластичны, чем когда им приходится определяться с «решением» самостоятельно.  

Что будет дальше?

Главный вывод по итогам прошедших восьми месяцев – изучать общественное мнение в России можно и нужно даже в нынешней обстановке. Несмотря на все сложности, которые приходится преодолевать, результат того стоит: мы выясняем, как опрошенные смотрят на «военную операцию», находим новые ракурсы и поднимаем актуальные вопросы в каждой последующей волне опроса. Более того, по мере накопления данных появляется возможность анализировать тренды, измеряемые месяцами.


В перспективе Russian Field продолжит изучение общественного мнения по поводу военных действий на территории Украины и других актуальных тем.


Оставайтесь с нами!

Благодарим всех, кто принимал участие в исследовании, ознакомился с ним и распространил в средствах массовой информации и социальных сетях!


Поддержать нашу работу можно тут